Робин Хобб - Странствия убийцы [издание 2010 г.]

— Я пойду поищу Кетриккен.

— Наверное, это правильно, — кивнула Кеттл. — Она сказала мне, что хочет посмотреть на его дракона, но ее нет слишком долго.

Больше слов не требовалось. Я пошел за Ночным Волком, который решительно уводил меня от костра. Но мы шли не к дракону Верити, а назад, через каменоломню. Лунный свет был слабым, и казалось, что огромные каменные глыбы каким-то образом поглощают его. Тени падали в самых разных направлениях, изменяя перспективу, и это делало каменоломню огромной.

У меня по спине побежали мурашки, когда я понял, что мы направляемся к черной колонне. Но королева оказалась довольно далеко от нее. Она стояла, сама неподвижная, как камень, около девушки на драконе. Она взобралась на кусок камня, поглотивший дракона, и коснулась ноги девушки. В обманчивом лунном свете казалось, что глаза каменной девушки смотрят на Кетриккен. Свет серебром сверкал на каменной слезинке, и также блестели слезы на лице Кетриккен. Ночной Волк слегка поднялся на лапах, легко запрыгнул на постамент и, тихо заскулив, прижался головой к ноге Кетриккен.

— Тише, — прошептала она, — слушай. Ты слышишь, как она плачет? Я слышу.

Я в этом не сомневался, потому что чувствовал, как королева тянется к статуе Даром, гораздо сильнее, чем я чувствовал раньше.

— Моя леди, — тихо сказал я.

Она вздрогнула, рука ее взлетела ко рту. Потом она медленно повернулась ко мне.

— Простите меня, — продолжил я. — Не хотел испугать вас. Но вы не должны оставаться здесь в одиночестве. Кеттл опасается, что от круга Регала все еще может исходить угроза, а это место не так далеко от колонны.

Она горько улыбнулась:

— Я всегда в одиночестве, где бы я ни была. Мне кажется, они не могут со мной сделать ничего, что было бы хуже того, что я сама с собой сделала.

— Это только потому, что вы не знаете их так, как я. Пожалуйста, моя королева, пойдемте со мной назад, в лагерь.

Она пошевелилась, и я подумал, что она сойдет ко мне, вниз. Вместо этого она села и прислонилась спиной к дракону. Боль девушки на драконе теперь отражалась в Кетриккен.

— Я просто хотела лечь рядом с ним, — тихо проговорила она, — чтобы обнять его. И чтобы он обнял меня. Чтобы он обнял меня, Фитц. Чтобы почувствовать… Не безопасность. Я знаю, что никто из нас не в безопасности. Чтобы почувствовать, что меня ценят. Любят. Но он не захотел. Сказал, что не может коснуться меня. Что не смеет касаться ничего живого, кроме своего дракона. — Она отвернулась, — Даже в рукавицах он не прикоснулся ко мне.

Я взобрался на пьедестал рядом с ней. Я обнял ее за плечи и поставил на ноги.

— Он сделал бы это, если бы мог, — сказал я ей. — Это я знаю. Сделал бы, если бы мог.

Она подняла руки, чтобы спрятать лицо, и ее безмолвные слезы внезапно сменились рыданием. Она с трудом заговорила:

— Ты… и твоя Сила. И он. Ты так легко говоришь о том, что он чувствует. О любви. Но я… Я лишена этого. Мне только… мне необходимо почувствовать его руки, чтобы прижаться к ним. Чтобы поверить, что он любит меня, как я люблю его. После того, как я столько раз подвела его! Как я могу поверить… когда он отказывается даже…

Я обнял ее и притянул ее голову к себе. Ночной Волк прижался к нам обоим и тихо заскулил.

— Он любит вас, — сказал я ей, — правда любит. Но судьба возложила тяжкое бремя на вас обоих. Его приходится нести.

— Жертвенный, — выдохнула она и продолжала рыдать, а я держал ее, гладил по волосам и говорил, что все наладится, все непременно наладится, что будет жизнь для них, когда все кончится. И будут дети, дети, которым не будут угрожать красные корабли или злобные амбиции Регала.

Через некоторое время я почувствовал, как Кетриккен затихает, и понял, что утешал ее не только словами, но и Даром. Те чувства, которые я к ней испытывал, смешались с чувствами волка и объединили нас. Мягче, чем связь Силой, гораздо проще и естественнее. Я держал ее в своем сердце и в своих объятиях. Ночной Волк прижимался к ней и говорил, что всегда будет охранять ее, что его мясо будет ее мясом, что ей не надо бояться ничего зубастого, потому что мы стая и всегда будем ею.

Королева в последний раз судорожно вздохнула и отошла от меня. Потом подняла руку и вытерла щеки.

— О Фитц! — сказала она просто и грустно. И это было все.

Я стоял неподвижно, ощущая леденящую пустоту там, где только что мы были вместе. Внезапный укол потери пронзил меня. Потом дрожь страха, когда я понял его источник. Девушка на драконе разделяла наши объятия. Боль ее Дара на мгновение была утолена нашей близостью. Теперь, когда мы разошлись, я вновь услышал далекий и холодный вопль камня, сильнее и громче, чем прежде. Я собирался легко соскочить с постамента, но, приземляясь, споткнулся и чуть не упал. Каким-то образом эта связь отняла у меня силы. Это испугало меня, но я скрыл замешательство и молча довел Кетриккен до лагеря.

Я пришел как раз вовремя, чтобы сменить на посту Кеттл. Они с Кетриккен отправились спать, пообещав прислать шута, чтобы он сторожил вместе со мной. Волк бросил на меня извиняющийся взгляд и пошел вслед за Кетриккен в палатку. Я заверил его, что полностью это одобряю. Через некоторое время вышел шут, потирая глаза правой рукой и держа свою левую слегка согнутой и прижатой к груди. Он сел на камень напротив меня, а я осматривал мясо, чтобы проверить, какие куски пора перевернуть. Некоторое время он молча смотрел на меня. Потом нагнулся и поднял левой рукой сухую ветку. Я знал, что должен остановить его, но вместо этого с любопытством следил за ним. Он бросил ветку в огонь и выпрямился.

— Тихая и славная, — сказал он мне. — Около сорока лет роста, зимой и летом, в бурю и в хорошую погоду. А до этого орех, упавший с другого дерева. И эта нить уходит назад, все глубже и глубже. Не думаю, что мне следует бояться естественных вещей. Опасно только то, что сделано человеком. Нити путаются. А к деревьям будет приятно прикоснуться.

— Кеттл сказала, ты не должен касаться ничего живого, — напомнил я ему, как болтливому ребенку.

— Кеттл не приходится с этим жить. В отличие от меня. Я должен понять, какие ограничения это накладывает на меня. Чем скорее я узнаю, что я могу и чего не могу делать левой рукой, тем лучше. — Он озорно улыбнулся и сделал вопросительный жест по отношению к себе.

Я покачал головой, но не смог удержаться от смеха.

Шут засмеялся вместе со мной.

— Ах, Фитц! — тихо сказал он через мгновение. — Ты не знаешь, как много для меня значит, что я еще могу заставить тебя смеяться. Пока я могу развеселить тебя, я могу смеяться сам.

— Удивительно, что у тебя все еще хватает сил шутить, — заметил я.